Вугар Мурадов: «Ни один художник из Азербайджана пока еще не вышел на мировой рынок…» – ФОТО

В классическом понимании художники – народ ленивый, пребывающий в состоянии томительного безделья, пока ее величество Муза не соизволит снизойти с небес.

И тогда, ведомые порывами вдохновения, они создают потрясающие шедевры, продавая которые, с трудом удается собрать деньги на краски и кисти.

Однако наш сегодняшний собеседник Вугар Мурадов полностью опровергает данные стереотипы, демонстрируя пример художника, воспринимающего живопись в качестве кислорода, жизненной необходимости, не представляя и дня без заветного «общения» с мольбертом.

Его картины пользуются широкой популярностью у ценителей искусства за рубежом, которые украшают ими частные коллекции, а также у многочисленных мировых музеев.

Кстати говоря, информационным поводом для написания данного материала явилась новость о том, что одна из работ Вугара Мурадова недавно была продана на ярмарке «Tokio International Art Fair» за… 50 тысяч долларов!

Чтобы узнать историю этой картины и просто познакомить с творчеством художника, тех, кто еще не успел этого сделать, мы наведались к нему в мастерскую, которая находилась… на крыше высотного здания.

Из окна открывался восхитительный вид на городскую панораму, в комнате витал запах еще не высохшей краски, а ярчайшие картины, заполонившие практически каждый квадратный метр помещения, способствовали погружению в сладостное ощущение, будто время замедлило свой ход.

Вдали от людской суеты, в непосредственной близости от неба – неудивительно, что в этой мастерской рождается подлинное искусство, которое не может остаться неоцененным. Однако, по словам Вугара, его творческий путь начинался в совершенно других, отличных от нынешних, условиях…

Представляем нашу беседу с этим талантливым художником и подборку его живописных работ.

- Давайте начнем с той самой картины, которая была продана в Токио за 50 тысяч долларов…

- Все интересуются этой картиной, а по контракту я даже не имею права публично ее показывать! (улыбается)

Все началось с того, что несколько лет назад один японский бизнесмен увидел мои работы на сайте и наведался ко мне в мастерскую. Он очень долго рассматривал мои творения и в конечном итоге остановил свой выбор на картине с изображением граната, которую я продал ему за неплохие деньги – 7000 $. А недавно японец мне написал, что хочет выставить ее на продажу на ярмарке «Tokio International Art Fair».

Моего разрешения на самом деле не требовалось, потому что картина была его частной собственностью, но, решив узнать мое мнение, он, конечно, услышал одобрительный ответ. Честно говоря, я не ожидал, что «гранат» улетит по такой высокой цене…

- Какие ощущения вы испытали в этот момент? Наверняка, было приятно и в то же время немного обидно…

- Ни в коем случае! Для меня это было в первую очередь неожиданно, но я испытал только положительные эмоции.

- А как вы думаете, произведение искусства, каким бы гениальным оно ни было, может стоить таких больших денег?

- Миллиона не может, потому что это однозначно чистая афера. А любая другая сумма – вполне возможно. Хотя я не искусствовед, чтобы определять ценность той или иной работы, поэтому решать, за сколько должна быть продана картина – уже не моя обязанность.

- А что побуждает людей тратить большие деньги на произведения искусства?

- Думаю, причины могут быть совершенно разными. Но не всегда такой человек обладает вкусом. Кто-то покупает из-за имени художника, а для кого-то это выгодное вложение. Хотя подобными инвестициями чаще всего интересуются за рубежом – в нашей стране пока не сформировался художественный рынок, на котором ты можешь купить картину за тысячу, а через год продать ее за десять.

- То есть, в основном, вашими клиентами являются иностранцы?

- Я продаю азербайджанцам тоже, но большинство моих картин покупают иностранцы.

- А вам не жаль бывает расставаться с работами, в которые вы вложили свое время, душу?

- Конечно, жаль. Однако раньше было намного больнее, чем сейчас, потому что картин было гораздо меньше. Я тогда жил у родителей и мог работать только по ночам – дожидался, пока все уснут, садился за холст и рисовал до самого утра. В те времена я не продал ни одной картины, хотя желающих было много. Жил на зарплату, работая художником в редакции газеты и рисуя от руки заголовки для статей, пока не появилась компьютерная графика…

- Когда же случился тот переломный момент, после которого вы начали продавать? Кто впервые приобрел вашу картину?

- Это была журналистка из Англии. Она приехала в Баку в начале 90-х годов и хотела оставить себе на память творение какого-нибудь местного художника. Тогда я изъявил инициативу подарить ей свою работу – выбрал, упаковал, отнес в гостиницу, в которой она остановилась. Девушка была очень тронута и, вопреки моему отказу, все-таки протянула мне в конверте деньги, сказав, что любой труд должен быть оплачен, хотя бы чисто символически. Однако по тем временам это была приличная сумма, 200-300 рублей… Помню, как я поехал на радостях в институт к ребятам и позвал их это дело отметить.

- А как вы вышли на мировой уровень?

- Через несколько лет совершенно случайно произошло событие, которое ознаменовало новый период в моей творческой жизни. Нашу страну посетила Меда Младек, директор Фонда искусств Средней и Восточной Европы, которая пребывала в поиске талантов. Она ходила по студиям в сопровождении моего товарища, скульптора Махмуда Рустамова, а я постоянно находился рядом. И в один момент женщина поинтересовалась моей скромной персоной. Узнав, что я тоже являюсь художником, она захотела наведаться ко мне в мастерскую и очень удивилась, что таковой не имеется. Мы поехали домой к моим родителям, и я показал ей свои работы, которых тогда было еще немного.

В те времена я работал над серией картин, посвященных людям с синдромом Дауна. У нас был сосед с синдромом Дауна, и мне было любопытно наблюдать за ними, потому что они все поголовно казались добрыми и похожими друг на друга, будто выходцы из одной семьи. Наша гостья была в восторге, она выбрала несколько их портретов, бутылки, которые я тогда расписывал, и мы поехали участвовать в выставке во Всемирном банке в Вашингтоне в 1998 году.

- После этого спрос на ваши картины, наверняка, возрос…

- Да, люди стали больше интересоваться. Мне к тому времени уже не хотелось быть одним из тех художников, которые заполняют всю мастерскую своими картинами, не продают их и никому не дарят, потому что прекрасным все-таки нужно делиться. Было по-прежнему грустно с ними разлучаться, но одновременно это давало стимул – если сегодня продано две картины, значит завтра нужно написать четыре. Потому что живопись для меня приравнивается к нехватке кислорода.

Но я бы хотел поспорить с вашей формулировкой. Я не согласен, что вышел на «мировой рынок. Ни один художник из Азербайджана пока еще не вышел на мировой рынок в полном значении этого слова. По сравнению с тем, что могло бы быть, наши достижения достаточно поверхностны.

- В этом вина самих художников или среды?

- Нигде в мире художники сами не занимаются своим продвижением – для этого существуют арт-дилеры или арт-критики. Именно арт-критики, а не журналисты. Вы даете просто информацию, а они используют более глубокий подход. За границей это очень серьезное дело и хороший бизнес, на котором можно заработать большие деньги.

А в Азербайджане проблема заключается в полном отсутствии критики. Люди приходят на выставку, расхваливают ее, поздравляют автора и на этом обсуждение его творчества заканчивается. Я не говорю, что критик должен обязательно кого-то ругать и высказывать отрицательные отзывы. Но он должен хотя бы разбираться в искусстве, чтобы уметь грамотно доносить его до других…

- А с самими художниками в Азербайджане как обстоят дела?

- У нас есть хорошие художники. Их немного, но они есть. Буквально через день проходят выставки, я даже не успеваю их посещать. Можно сказать, я по натуре псих-одиночка – если сегодня пойду на выставку, то следующие несколько дней мне захочется сидеть дома и никуда не выходить. В художественном плане я предпочитаю уединение, что советую и остальным.

Чтобы понять мою логику, на секунду представьте: вам дают белый лист, на котором ничего нет. Это «ничего» и есть тишина, окружающая нас. Если я не нахожусь в тишине, если в округе что-то происходит, гармония рушится, и я не могу заполнить этот лист. Должна быть абсолютная пустота, чтобы я заменил ее потоком, исходящим изнутри. Я объясняю грубо, но так и происходит на самом деле.

- Расскажите о своем творчестве. В каком направлении вы любите работать, что больше всего нравится изображать?

- Определенного направления нет. На моем полотне сегодня могут быть гранаты, а завтра – тараканы. Все, даже цветовая гамма, зависит от моего настроения.

- А по картинам можно определить характер автора, понять, что происходит у него в душе? По вашим работам, например, кажется, что вы очень жизнерадостный, открытый человек…

- Даже не знаю… Может, этот вопрос надо задать психологам?

- Но вы же говорите, что вкладываете в свои работы настроение. Значит, они отражают ваш внутренний мир.

- Согласен, живопись – это, по любому, самовыражение. К тому же, я никогда не думаю, понравится ли людям мое творчество. Если работать на массы, то рождались бы совершенно другие работы. А мои, можно сказать, нацелены на любителя.

- Почему? Мне кажется, наоборот – вы предпочитаете яркие краски, а зритель это очень любит.

- Краски – да. Но сейчас речь идет о подходе, который в моем случае немного нестандартный. Не заставляйте меня об этом говорить, потому что живопись очень сложно объяснить словами. Вы бы смогли описать мне, к примеру, музыку?

- Можно описать эмоции, которые возникают при прослушивании.

- (задумался) Хорошо. Но я думаю, что все-таки это сложно. По крайней мере, для меня. Может у других получается, но художникам этого не дано. Иначе я стал бы поэтом или писателем, разве нет? Я умею писать картины, но в то же время не вижу смысла объяснять концепцию.

Допустим, эта работа вам не нравится. Если я начну вспоминать историю, вдохновившую меня на ее создание, поделюсь мыслями, которые в нее вкладывал – разве от этого ваше отношение к картине изменится?

- Вполне вероятно. Потому что смысловая нагрузка не всегда видна с первого взгляда. Иногда нужно, чтобы художник сам приподнял завесу тайны.

- Серьезно? Значит, слова работают? А в моем понимании все наоборот. Я думаю, живопись – это что-то уникальное. Книгу надо читать, музыкальное произведение минимум 2-3 минуты слушать, а картина… ты просто открываешь глаза, проходит буквально одна секунда, и ты понимаешь, есть контакт или нет. Даже если ты будешь часами сидеть и что-то в ней искать – твое мнение уже не изменится.

- Говорят, что художники – это люди с тонкой душевной организацией, которые по-другому смотрят на мир. Вы с этим согласны?

- Наверное, мы просто более наблюдательны. Однако это не означает, что мы упали с небес и чем-то отличаемся от остальных. Я, например, очень много наблюдаю, потому что даже если не пишешь картины, глаз должен постоянно работать.

- Наблюдаете за людьми?

- И за людьми, и, в первую очередь, за цветовой палитрой, потому что я, в основном, работаю с цветом. Соотношения, полутона – мне интересно все. Настолько интересно, что иногда даже бывает страшно, и ты останавливаешь себя, пока окончательно не поехала крыша (улыбается).

- Вы находите вдохновение в том, за чем наблюдаете?

- Я никогда не искал и не ищу вдохновения. Даже не знаю, что это такое. Я просыпаюсь каждое утро, завтракаю и принимаюсь за работу, то есть специально не жду Музу. Потому что живопись для меня – как потребность. Нехватка чего-то, когда должны совместно работать глаза, руки и душа.

- Когда настроение плохое, тоже работаете?

- Когда настроение плохое – нет. Могу просто грунтовать холст, выполняя механические действия. Потому что полностью отдаться художественному процессу в таком состоянии я не смогу.

- Поделитесь с нами секретом своего успеха.

- Нет никаких секретов. Я все время работал и продолжаю работать. Если составить для себя определенный рецепт и следовать ему – станет безумно скучно. Это насколько больным должен быть человек, чтобы всю жизнь жить по рецепту (смеется).

- А в чем для вас заключается смысл жизни? Можно сказать, что вы нашли его?

- Можно сказать, нашел. У меня есть дочка, ей скоро будет 2 года. Раньше я намного чаще занимался живописью, а сейчас свободного времени стало меньше, потому что ребенка надо воспитывать. С самых первых дней. В данный момент моя дочь занимает главное место в моей жизни. Это прозвучит банально, но я считаю, что ради нее стоит творить и жить.

Лейла Мамедова