Игорь Панкратенко: «Иран и его региональные союзники борются против «переформатирования» Ближнего Востока»
Интервью 1news.az c российским экспертом, редактором по Ирану ИА Regnum Игорем Панкратенко.
- Господин Панкратенко, каковы ваши ожидания от переговоров между Ираном и «шестеркой» международных посредников?
- Прежде всего хочу заметить, что на переговорах сложилась достаточно интересная ситуация. Как сказал госсекретарь США Джон Керри в выступлении перед Конгрессом, «мы остановили продвижение иранской ядерной программы, мы получили беспрецедентные сведения о ней». То есть большая часть задач, которые ставила перед собою американская дипломатия, по сути якобы выполнена. Наступило время ответного шага – договариваться о том, ради чего Иран, собственно, и проявлял беспрецедентную уступчивость, - о снятии санкций. И здесь уже приходит время «красных линий» для американской дипломатии.
Вашингтон, а именно он играет главную роль на переговорах (остальные участники, как бы это печально ни звучало – статисты), твердо стоит на том, что ни о какой полной и одномоментной отмене санкций речи быть не может. Процесс их снятия должен быть максимально длительным – до десяти лет. Собственно, такой подход обесценивает все переговоры, но они ведь изначально так и планировались Соединенными Штатами – максимум уступок от Ирана при сохранении санкционных рычагов. Для непредвзятого наблюдателя давно очевидна нехитрая истина: вся возня вокруг переговоров по ядерной программе Ирана никакой самостоятельной ценности не имеет. Это инструмент давления, дубинка для выколачивания уступок со стороны Тегерана в пользу антииранской коалиции, способ заставить Исламскую республику прекратить сопротивление политике США, Израиля и Саудовской Аравии на Ближнем и Среднем Востоке. Никакая «нормализация» отношений с Тегераном этой тройственной коалиции не нужна, речь может идти только о капитуляции. Поэтому даже если и состоится подписание какого-то соглашения, то никакого «эпохального значения» для Ирана оно иметь не будет. И Запад, в первую очередь США, сделает все, чтобы выхолостить его содержание.
Другое дело, что команде Рухани нужно хоть какое-то соглашение. Все полтора года, что он занимает свой пост, страна жила внушенной им и его командой надеждой на то, что не сегодня, так завтра переговоры с США увенчаются успехом, санкции с Ирана будут сняты и все социально-экономические трудности уйдут сами собой. А поскольку главная ставка, на которую и были завязаны все расчеты, программы и предвыборные обещания – успешное завершение переговоров и снятие санкций – не сработала, то для него наступает непростое время.
Но даже при всех этих сложностях, при том, что сегодня Рухани в Иране ожесточенно критикуют и либералы, и консерваторы – его формальная отставка, о которой говорят в последнее время, маловероятна. Однако в ближайшие несколько месяцев, когда окончательно станет ясным, что масштабной отмены санкций не произойдет, социальная база его сторонников сократится.
Требовать его ухода, определенные силы, конечно, будут, но высшее руководство Ирана на это не пойдет, чтобы сохранить стабильность в стране.
- Что поменяется в политике Ирана в отношении его союзников (России, Китая) в случае усиления консервативных антизападных сил в руководстве страны?
- Очевидно, что даже полное прекращение переговоров по инициативе США не станет для Ирана концом света, о чем, собственно, в последние месяцы говорит и Рахбар, и его сторонники. Неудача на переговорах наконец-то избавит иранское общество от ложных иллюзий и завышенных ожиданий. Возможно, заставит наконец-то перейти от слов к делу в реализации политики «экономического джихада» - развития страны с опорой на собственные силы – и большей активности Ирана в отношении Пекина, Москвы, Дели и других столиц, готовых развивать отношения с Тегераном без особой оглядки на позицию США.
К сожалению, часть иранских политических элит, в том числе и те, кто сегодня у власти, в администрации президента Рухани, порой совершенно неадекватно оценивают и международную ситуацию, и роль Ирана в международных и региональных «раскладах». Излишняя самоуверенность, убежденность в собственной уникальности и исключительности зачастую мешают разглядеть реалии. Остается только надеяться, что все коллизии переговоров, особенно нынешнего их этапа, станут определенным уроком. В том числе и в выстраивании отношений с другими странами. И здесь хотел бы заметить, что в отличие от «реформаторов», «консерваторы» в Иране обладают более прагматичным взглядом на действительность. Что же касается России и Китая… Прежде всего хотел бы заметить, что Пекин уже выработал оптимальную форму взаимоотношений с Ираном – максимально использовать возможности рынка этой страны для нужд собственной экономики, максимально извлекать выгоды из ситуации с санкциями. Но при этом не давать втянуть себя в конфликты, существующие у Тегерана с другими странами, и не поощрять его амбиции на Ближнем и Среднем Востоке. Безусловно, это вызывает раздражение иранского руководства. На что Пекин отвечает широкой улыбкой и новыми экономическими проектами, от которых все сложнее отказываться. В отношении же российско-иранских отношений скажу только одно. Нынешняя президентская команда в Тегеране решила, что если у Москвы существует серьезный конфликт с Западом, то ничего особо делать не нужно, ирано-российское партнерство возникнет само собой. В корне ошибочное суждение. В Тегеране сейчас модно критиковать Россию по тому или иному поводу, в том числе – за безынициативность в отношении развития экономических связей. Во многом эта критика, безусловно, справедлива. Но у меня есть встречный вопрос: если Тегеран так заинтересован в развитии наших экономических связей, то почему уже длительный срок так и не назначен торговый представитель Ирана в Москве? Из таких вот мелочей все и складывается…
- Может ли поспособствовать смягчению политики США в отношении ИРИ активная вовлеченность Ирана в борьбу против ИГИЛ?
- По моему глубокому убеждению – нет. Цели Тегерана и Вашингтона в войне против ИГИЛ совершенно противоположны. «Исламское государство Ирака и Леванта» и все, что с ним связано, является по сути своей «антииранским проектом». Операция «Халифат» - создание ИГИЛ, блицкриг этой группировки, установление ее отрядами контроля над частью Ирака и Сирии – планировалась для решения американскими «ястребами» и их союзниками двух основных задач. Первая – раскол Ирака на три государства. Вторая – под прикрытием борьбы с новой террористической группировкой нанесение удара по Сирии и свержение Башара Асада. В итоге - положение Ирана в регионе осложнится настолько, что он утратит возможность к сопротивлению как США, так и его союзникам. Все организаторы этой операции получают свои выгоды. Израиль – от того, что основные силы Хизбаллы сейчас задействованы в Ираке и Сирии. А Дамаск – наиболее последовательный и опасный противник Тель-Авива в Леванте – практически будет выведен из игры. Монархии Персидского залива – от того, что опасность «иранского протектората» над Багдадом фактически будет ликвидирована, а силы шиитов связаны длительным конфликтом с радикальными суннитскими группировками.
Вашингтон получил великолепный плацдарм для своих дальнейших операций и в регионе в целом, и против Ирана в частности. Все это, естественно, совершенно не устраивает Тегеран, так как его цели в войне против ИГИЛ, повторюсь, совершенно противоположны целям «антитеррористической коалиции» во главе с США. А именно - сохранить целостность Ирака, обезопасить своего стратегического союзника - Сирию от угрозы интервенции извне. И, наконец, не допустить консолидации радикальных антииранских и антишиитских группировок под «крышей» ИГИЛ. Так что война с ИГИЛ имеет для Тегерана совершенно иное, чем для США, измерение – Иран и его региональные союзники борются против «переформатирования Ближнего Востока», в котором исламисты – лишь пешки и расходный материал.
Такова суровая реальность войны против ИГИЛ и всего, с нею связанного. Поэтому очевидно, что для «сближения» США и Ирана здесь просто нет места.
- Сравнительно недавно Тегеран заявил о сокращении поставок нефти и газа на европейский рынок. Не очередной ли это политический маневр ИРИ?
- Я бы сразу хотел уточнить. Речь в заявлении Верховного лидера шла не о сокращении уже существующих поставок, а о перспективе, причем достаточно отдаленной. Дескать, когда Европе понадобятся иранские нефть и газ, то мы его не дадим. К этому заявлению, которое, подчеркну еще одну его особенность - было адресовано «внутренней аудитории», то есть иранцам, нужно отнестись как к элементу внутренней политики.
Скажу предельно четко: я не верю в миф о том, что Иран может в одночасье стать сколько-нибудь серьезным поставщиком энергоресурсов, в первую очередь – газа, в Европу. Настолько серьезным, что отнимет хоть какие-то заметные объемы у России, Норвегии, Катара, Алжира и Нигерии. Для этого нужны годы, инфраструктура и многомиллиардные инвестиции.
На днях министр нефти Зангане просил у Маджлиса пять миллиардов долларов на развитие отрасли – не дали. Внутренних резервов для серьезного инвестирования в отрасль у Ирана нет. Не думаю, что и внешние инвесторы стоят в очереди. Кроме того, в Иране растет и внутреннее потребление. Опять же в первую очередь – газа. Этот фактор зачастую совсем не учитывается, а между тем он – серьезный ограничитель экспортных возможностей. На мой взгляд, пока Иран находился под санкциями, на нефтяном и газовом рынке его доли были частично перехвачены, частично – переделены. Изменить сложившуюся ситуацию в одночасье, на следующий день после того, как снимут все санкции – что само по себе огромный вопрос - невозможно.
- В конце января 2015 года Иран отказался от использования американского доллара при расчетах с зарубежными партнерами, заявив, что будет использовать другие валюты, в частности юань, евро, турецкую лиру, российский рубль и южнокорейскую вону. Что скажете по этому поводу?
- Хотел бы заметить, что это становится международной модой – переходить на взаиморасчеты в национальной валюте. Считается, что таким образом страна, принимающая подобное решение, «освобождается от долларовой зависимости» и демонстрирует свою независимость. Но имеет ли эта своеобразная фронда реальное экономическое значение, означает ли она реальную «дедолларизацию»?
Не думаю. Во всяком случае – не в ближайшие годы. То, что в списке валют, которые будут использованы для взаимных расчетов, оставлен евро, показывает, что данное решение диктовалось в первую очередь именно политическими соображениями. Демонстративно отказаться от доллара и оставить вторую по значимости валюту Запада - внешне эффектный шаг, но без каких-либо серьезных экономических последствий.
Матанат Насибова
